Благотворительность в России

В. ДЫМАРСКИЙ: Здравствуйте! Сразу представлю свою гостью - Роза Каменев. Как это не покажется вам, может быть, странным, Роза Каменев австралийская бизнесвумен, которая, судя и по имени и фамилии, нетрудно догадаться, что Роза наша бывшая соотечественница. Вот уже 21 год она живет в Австралии. Сегодня мы будем говорить не о коммерции, не о предпринимательстве, а о благотворительной деятельности, которой Роза очень активно занимается. Роза, скажите мне честно и откровенно: что вас толкнуло на эту стезю? Это что, на Западе это некая мода? Почему вы вдруг решили этим заняться?

Р. КАМЕНЕВ: Наверное, ничего особенного не толкнуло. Не то, что мода в Австралии – в Австралии все обязаны делиться. Потому что стыдно быть богатым и не отдавать ничего взамен, стыдно быть богатым и не помогать бедным при этом. И, наверное, австралийская культура меня к этому подтолкнула. Я хочу сказать, когда просто отдаешь, все это выглядит очень хорошо – посылают благодарность и говорят «большое спасибо» и все прочее. В Австралии замечательная, кстати, благотворительность, когда вы можете подарить кому-то ребенка из Африки. Звучит это несколько грубо, стоит это 29 долларов в месяц. И ребенок будет вам писать письма о том, что с ним происходит. Вот я именно за такую благотворительность, за конкретную. Проследить от А до Я, что происходит.

В. ДЫМАРСКИЙ: Чтобы деньги не где-то оседали…

Р. КАМЕНЕВ: Оседали на билеты первого класса в Организации Объединенных наций и так далее.

В. ДЫМАРСКИЙ: Или таяли в воздухе, а чтобы доходили до конкретного человека, чтобы они были адресными.

Р. КАМЕНЕВ: И вот когда я занялась подобной благотворительностью здесь, в России, то мне срочно понадобились снотворные, потому что это очень трудная, неблагодарная задача. Благотворительность, состоящая из балов, из красивых женщин, известных персоналий, конечно, очень важная вещь. Но это вторично. Потому что перед тем как начинать подобного рода мероприятие, нужно знать, что конкретно происходит с конечным вашим субъектом благотворительности.

В. ДЫМАРСКИЙ: Вы считаете, что большая разница в подходе к благотворительной деятельности существует между Австралией и Россией, которую вы тоже достаточно хорошо знаете?

Р. КАМЕНЕВ: Ну, вот наш проект, который открыла моя компания «Мир звуков» , скорее всего, это мир на прочном фундаменте. Эту компанию я открыла уже здесь в России как фонд, все-таки буду открывать в Австралии. Потому что там именно благотворительные взносы не облагаются налогом. Предположим, в Австралии средний налог 47 процентов, если у вас зарплата выше 36 тысяч долларов в год, тогда при этом, например, отдав 10 тысяч долларов, эта сумма не будет облагаться налогом. То есть, 5 тысяч долларов не облагаются, вы как бы можете списать это за счет налогов.

В. ДЫМАРСКИЙ: Существует некие механизмы, которые помогают благотворительности.

Р. КАМЕНЕВ: Да, совершенно верно. И все благотворительные организации зарегистрированные в Австралии, будут подвергаться строжайшим аудитам. Сейчас наш первый эксперимент – мы просто перечисляли деньги на счет в израильский госпиталь. Но об этом я расскажу позже.

В. ДЫМАРСКИЙ: Расскажите, в чем смысл благотворительной деятельности вашего фонда. Как я понимаю, речь идет о глухонемых детях.

Р. КАМЕНЕВ: Речь идет о глухонемых детях. Речь идет о детях, которые с рождения глухонемые или оглохли в результате антибиотиков, осложнений после менингита и так далее. В среднем, 2 человека на одну тысячу детей рождаются глухонемыми. Из них еще два потом добавляется в результате антибиотика, который, кстати, запрещен во всех странах, - я забыла, к сожалению, его название – кроме России. И еще осложнение после менингита. Говорят, есть такая теория, что глухонемота это своего рода маленький инсульт, который случается. То есть, как бы пересекается путь между звуком, мозгом, воспринимающим этот звук, и этой маленькой библиотекой, или огромной, вернее, библиотекой в нашем мозгу. Чтобы этот звук преобразовывался в слово и потом из этой библиотеки вынимался, как книга с полки. И существует – это, конечно, не панацея, но это и не слуховой аппарат в то же время – существует бионическое ухо и существует…

В. ДЫМАРСКИЙ: Существует некая технология лечения глухонемых детей.

Р. КАМЕНЕВ: Технология, совершенно верно . Кохлеарная имплантация.

В. ДЫМАРСКИЙ: То есть, существует технология – если я правильно понимаю, - благодаря которой ребенок, родившийся или ставший глухонемым, становится и слышащим и говорящим?

Р. КАМЕНЕВ: Совершенно верно. Потому что , конечно, у нас есть «Два капитана». Это тот случай, когда был немой, но слышащий ребенок. Вот такими становятся наши дети после кохлеарной имплантации сразу же. То есть, что происходит? Внедряется в ракушку уха кухлия, внедряется специальный электрод, и он минует вот эти слуховые волоски. Таким образом звук соединяется с компьютером.

В. ДЫМАРСКИЙ: То есть, некий имплант такой.

Р. КАМЕНЕВ: Некий имплант. Он внедряется непосредственно за ухом. Там существует разрез, операция длится полтора часа. И внедряется вот этот компьютер. Компьютер включается через 4 недели, звук, действительно включается. Но этот звук не звучит так, как наша человеческая речь, потому что его не передают волоски в ухе. И ребенка нужно научить говорить, даже уже до этого слышащего человека нужно научить говорить. Чтобы этот звук правильно расчленялся в слова.

В. ДЫМАРСКИЙ: Я там понимаю, что есть три этапа. Первый этап – это диагностика. Второй этап – это операция, это имплант. И третий этап – после импланта нужно ребенка, который начал слышать, благодаря этому импланту, научить говорить.

Р. КАМЕНЕВ: Научить говорить, совершенно верно.

В. ДЫМАРСКИЙ: Мы вернемся в этим этапам. Я сейчас вам другой вопрос задам. По вашим оценкам или по официальным оценкам – сколько в России детей, которые нуждаются в применении такого рода технологии?

Р. КАМЕНЕВ: Если в России 158 миллионов человек, и ежегодно прибавляется 4 глухонемых ребенка, плюс еще глохнут дополнительные дети, которые до этого говорили, то число заходит за миллион, конечно.

В. ДЫМАРСКИЙ: Глухонемых? Именно детей или вообще?

Р. КАМЕНЕВ: Вообще, я имею в виду глухонемых. Потому что я еще не упомянула о другой категории людей. Например, профессор, которая сегодня будет оперировать нашего мальчика в Израиле, оглохла в 32 года.. В 35 лет она стала профессором после кохлеарной имплантации. То есть, таких людей очень много. Самому старому получателю этого импланта в Австралии 76 лет. Он перестал слышать в 50 лет. А самый маленький – шестимесячный ребенок.

В. ДЫМАРСКИЙ: Как я понимаю, вы занимаетесь детьми?

Р. КАМЕНЕВ: Я занимаюсь детьми, самыми беспомощными людьми на этот период.

В. ДЫМАРСКИЙ: Как обстоит дело с детьми в России? Сколько, примерно, людей, сколько детей ждут этой операции, и насколько активно эти операции проводятся в России? И проводятся ли вообще, кстати.

Р. КАМЕНЕВ: Я, по-моему, предоставляла вам статистику. Но дело в том, что там где-то за…

В. ДЫМАРСКИЙ: Я видел что-то 200 тысяч примерно. Глухонемых и слабослышащих детей.

Р. КАМЕНЕВ: Да, в данном случае стоят на официальной очереди. Или могут стоять на официальной очереди. Этап диагностики начинается с того, что почему-то продавцы слуховых аппаратов – ну, понятно, почему – их отговаривают от этой технологии. Потому что в таком случае им не нужен будет пожизненный слуховой аппарат - они сделают протез слуховой, кохлеарный имплант. На этом этапе отсеивается большое число детей. Потом из разных городов они становятся в очередь. Операция, в основном, проводится в Москве и в Санкт-Петербурге, и соответственно, иногородним очень трудно достигнуть этой очереди. Я читала, что примерно при нынешнем количестве глухонемых детей понадобится или 200 или 1000 лет – невообразимое число лет! – чтобы достичь этой очереди. Вторая проблема… Кстати, импланты в России почему-то стоят в два раза дороже, чем в Израиле и в Германии. Я этого не могу понять! Второй этап – после этого начинается операция.

В. ДЫМАРСКИЙ: Подождите, на первом этапе чуть задержимся. Значит, условно говоря, 200 лет понадобится, чтобы все глухонемые дети прошли через эту операцию импланта.

Р. КАМЕНЕВ: Совершенно верно. При этом еще прибавляются каждый год…

В. ДЫМАРСКИЙ: Существуют ограничения по возрасту?

Р. КАМЕНЕВ: В России они установлены до 5 лет. Это, действительно, очень правильное ограничение, потому что лингвальные способности – способности говорить – и способности… Понимаете, у детей отмирает язык, если они не говорят или долгое время он парализован. И еще плюс вот эта теория инсульта прибавляется ко всему прочему. То есть, до 5 лет реально восстановить и слух, и речевые способности.

В. ДЫМАРСКИЙ: 5 лет это все-таки возраст, из которого дети быстро выходят, не успевая, наверное, пройти через операцию, если очередь такая большая.

Р. КАМЕНЕВ: Совершенно верно. После этого еще существует много очень детей… Вот ребенка, которого мы сейчас оперируем… это, кстати, известный случай по России – Рома Стародубов. Ему 14 лет, оглох он в 11 лет после применения вот этого антибиотика, так как у него отказали почки. И поэтому он оглох, и вот сейчас врач сказал, что он начнет говорить практически сразу. Эти дети вообще не подпадают в эту очередь.

В. ДЫМАРСКИЙ: То есть, вы занимаетесь возвращением…

Р. КАМЕНЕВ: Я занимаюсь отказниками кохлеарными.

В. ДЫМАРСКИЙ: Теми, кто не может попасть в эту очередь, и сделать вот эту операцию.

Р. КАМЕНЕВ: Плюс я еще хочу оптимизировать весь процесс. При всем уважении моем к этому дистрибьютеры, я ни в коем случае не хочу с ним конкурировать, но платить в два раза больше в России за эти импланты – это безумие! Я не понимаю, почему.

В. ДЫМАРСКИЙ: То есть, детей, которых вы опекаете, вы вывозите за границу?

Р. КАМЕНЕВ: Я вывожу за границу. В Израиле эти импланты стоят в двва раза дешевле. Точно так же в Германии. У меня приведены все цены. Конечно, там нам приходится платить за операцию, но там ребенок находится в частном госпитале. И в отличие от здешней больницы Святого Владимира, где ребенка помещают в инфекционное общее отделение. Вы можете себе представить дорогостоящий аппарат – кохлеарный имплант, -который стоит 40 тысяч долларов в России. Потом внедряем в ухо ребенка, а рядом лежат дети с менингитом, с дизентерией и так далее. Это вообще безумие! Лежат они в течение 10 дней. Родители сами бреют им головы! Уже о большей жестокости говорить даже нельзя. Выходят дети после этой операции, им включают звук – кстати , очень хороший есть здесь специалист, который занимается звуком 15 лет, его зовут Виген, я забыла его фамилию, к нему мы будем обращаться. Дальше кохлия, которая внедрилась в России, не внедрила реабилитацию. Этих детей нужно научить говорить.

В. ДЫМАРСКИЙ: Это как бы третий этап. Ребенок начинает слышать, благодаря импланту, худо-бедно, но потом его надо научить говорить. Потому что одного только звука, как я понимаю, недостаточно?

Р. КАМЕНЕВ: Недостаточно. Потому что нужно научить мозг работать. Нужно научить мозг связывать звук со словом, расчленять его на слова. То есть, применять какие-то глагольные характеристики, расчленять предложения на какие-то слова, запоминать это слово. И только после этого это слово вынимать из библиотеки мозга. И такой технологии в России не существует. Она существует в Германии в городе Фридберге, она существует в Израиле благодаря огромному количеству русскоязычных специалистов. Кохлия приезжала на несколько месяцев, но в России официально сур-доценты, которые занимаются этим, не обучены этих детей реабилитировать.

В. ДЫМАРСКИЙ: Давайте, разберемся. Получается, что те дети, которым даже повезло, и они эту очередь «отстояли» , прождали свои несколько лет, им сделали имплант, они становятся слышащими, но методологии восстановления речи в России не существует.

Р. КАМЕНЕВ: В России не существует практически, да. И дело в том, что потом эти дети- вот ирония всего этого! – идут в школу для слабослышащих или глухих детей. Зачем тогда делали им имплант? Моя позиция такова, что мы можем говорить о благотворительности для раковых больных, детей, больных еще более страшным, может быть, раковым заболеванием – это рак костного мозга, лейкемия и так далее. Конечно, им нужно помогать! В данной ситуации я говорю о чисто экономической проблеме. Я говорю о том, что мы даем человеку протез - он ходит. Мы даем человеку протез слуха – он начинает слышать. Из глухонемого человека он становится полноценным членом общества. Кем была бы эта профессор в Израиле, если бы она родилась глухой? Никем. К сожалению, тут мы еще внедряем четвертую проблему – это права инвалидов. Вот на этом уровне я буду сотрудничать…

В. ДЫМАРСКИЙ: Социальная реабилитация, социальная адаптация?

Р. КУАМЕНЕВ: Да. Они звучат немножко по-другому, эти дети, но они такие же умные как и все. Они невероятно музыкальны, потому что у этих детей очень сильно компенсирует зрительная память.

В. ДЫМАРСКИЙ: Роза, скажите мне, пожалуйста, еще одну вещь. Я так понимаю, что ваши возможности не безграничны.

Р. КАМЕНЕВ: Совершенно верно.

В. ДЫМАРСКИЙ: И вы отбираете каких-то детей, которыми вы занимаетесь. Вы занимаетесь всеми этапами реабилитации? Или вы занимаетесь только имплантами? Или вы занимаетесь только восстановлением речи уже после имплантирования?

Р. КАМЕНЕВ: Мне досталось два ребенка. Одного я на своем горьком опыте… это дочь моих друзей, которые не в состоянии были… Они жили в Краснодарском крае, и там им просто отказывали в импланте, отговаривали любым способом. Когда они приехали сюда, девочке было 5 лет. Причем, взявши за платный имплант, клиника сказала, что девочка начнет говорить через месяц. Вот что самое страшное! Прооперировав, мы поняли, что это не так. Она два года ходила в класс для глухонемых детей, где ее научили говорить на пальцах вновь, где они читала по губам… хотя она слышит. И мы нашли специалистов. Сначала повезли ее в Германию, и там, к сожалению, в городе маленьком Фриндберге русский язык не очень силен. И потом мы нашли очень хорошего специалиста в Израиле. И сейчас занимаемся реабилитацией и в Израиле, и здесь, в местном …(?)

В. ДЫМАРСКИЙ: Успешно?

Р. КАМЕНЕВ: Успешно. Она сейчас очень хорошо занимается музыкой, танцует. Уже прочитала первое стихотворение для елки.

В. ДЫМАРСКИЙ: А сколько ей лет?

Р. КАМЕНЕВ: Ей сейчас 7 лет. И я очень надеюсь, что в 9 лет она пойдет в школу . Обыкновенную школу. Сейчас мы можем ее как-то продвинуть во вспомогательную школу, потому что девочка необыкновенно умная.

В. ДЫМАРСКИЙ: А второй ребенок?

Р. КАМЕНЕВ: Это мальчик с очень известным как раз благотворительным случаем. Мальчик сирота, его воспитывает бабушка. Он из Алтайского края. Рома Стародубов. У него отказали почки, в результате очень плохой диагностики. Ему нужно было просто исправить мочеточник, простите за такие точные слова на медицинском жаргоне. И не было бы… Добились, собрали деньги на операцию, на трансплантацию почки, которую бабушка отдала. Но мальчик, как я сказала, в 11 лет перестал слышать. Уже, конечно, невозможно собрать деньги на его слуховой аппарат. Мне попался этот мальчик. Я такой мудрости от 14-летнего…

В. ДЫМАРСКИЙ: Невозможно применить этот слуховой аппарат, потому что он вышел из возраста?

Р. КАМЕНЕВ: Да. то, что вышел из возраста, это абсолютно точно. И то, что собрать деньги, еще раз теребить эту прекрасную организацию. И вот он мне попался этот мальчик, о нем была программа на телевидении. И его сегодня оперируют. Сегодня сочельник в католическом мире, и должны все боги помочь, тем более в Израиле, под открытым небом трех религий. Я хочу еще о том сказать, что мальчик получит звук в Москве, с нами будет заниматься специалист, о котором я уже упоминала. Мальчику не нужна будет речевая реабилитация. Речевая реабилитация – это моя цель, и я буду искать единомышленников. Вот я хочу оставить телефон на «Эхо Москвы», чтобы открывать реабилитационный центр. Может быть, на основе европейского медицинского центра. Я хочу привести израильских специалистов, русскоязычных специалистов. Вот одна была преподавательница института Герцена, и она невероятно хороший специалист. Вот она для моей первой девочки Эвелины достигла огромного прогресса. Я очень хотела бы заняться созданием реабилитационного центра. Потому что, знаете, как говорят? Что можно человека накормить на один день рыбой, или же можно научить его ловить рыбу, и тогда он будет сыт всю жизнь. Я думаю, что реабилитация – это самый основной камень преткновения в России, и нужно создать нормальный реабилитационный центр.

В. ДЫМАРСКИЙ: Чтобы не возить детей за границу.

Р. КАМЕНЕВ: Может быть, придется операциями по-прежнему заниматься за границей только из-за того, что стоимость имплантов такая большая.

В. ДЫМАРСКИЙ: А реабилитацию уже можно проводить здесь уже?

Р. КАМЕНЕВ: Совершенно верно.

В. ДЫМАРСКИЙ: Я нашей аудитории напомню, что в гостях у меня Роза Каменев, австралийская предпринимательница, занимающаяся благотворительной деятельностью в России. Возвращаемся к благотворительности вообще как к роду деятельности вашей, параллельной с основной. Скажите, ну вот вы пытаетесь заниматься благотворительностью в России. Удачно? Откликаются люди?

Р. КАМЕНЕВ: В основном… Вот сейчас операция Ромы мне обошлась все вместе - так как он очень сложный мальчику, ему нужен нефролог, реанимация – где-то в 45 тысяч долларов. Из них 22 тысячи долларов стоит имплант, 11 тысяч 800 долларов мне дали спонсоры из-за рубежа. Из России…

В. ДЫМАРСКИЙ: То есть, за рубежом вы тоже собираете спонсоров, да?

Р. КАМЕНЕВ: Именно за рубежом я и собирала. В России на все наши призывы великие, знаменитые компании – не буду их здесь цитировать, чтобы не стало им стыдно перед Новым годом – по поводу «Sound World» не отозвались, к сожалению.

В. ДЫМАРСКИЙ: «Sound World» - это Мир звуков, да?

Р. КАМЕНЕВ: Да, «Мир звуков». И еще «Прочный мир», потому что реабилитация им обеспечивает прочный мир. Это игра слов на английском языке.

В. ДЫМАРСКИЙ: То есть, большого отклика вы не находите?

Р. КАМЕНЕВ: Пока я не нахожу в России. Но думаю, когда мы будем говорить о строительстве реабилитационного центра, то можно будет уже вовлечь серьезных людей.

В. ДЫМАРСКИЙ: Оставьте ваш телефон.

Р. КАМЕНЕВ: Назвать всей стране, да? +7 903 549 3515. Кроме того, e-mail: info@caraandco.com

В. ДЫМАРСКИЙ: У меня опять же по поводу благотворительности нашей вопрос. А соотношение благотворительности и… существует ведь еще и государственная программа. Ну, что, совсем государство отстранилось от этой проблемы? Оно все-таки что-то делает? Оно, наверное, расширяет свою деятельность в этой сфере? Само государство не может с этим справиться? Нужна еще и благотворительность?

Р. КАМЕНЕВ: Понимаете, что происходит… Я знаю, что в России внедрялась технология эндопротезов, немецкая технология. И то, что ее также внедрили без того, чтобы запчасти приходили, без того, чтобы была какая-то гарантия. Коклия пришла в Россию… Я их не виню, они купцы. Они пришли в Россию, они внедрили эту технологию австралийску. Есть еще «Медео», мне совершенно все равно, какие уши, что называется, всовывать детям. Но в данном случае я просто знаю, что эта технология старше, более надежна. Они пришли сюда, в их обязанность не входит реабилитация. У них есть реабилитационные центры при «Коклия». Но с моей точки зрения, они тоже достаточно аморально поступили, внедрив технологию. Как бы разрешив трансплантацию сердца в деревенских условиях госпиталя. Потому что им остальное все равно. На этом уровне я буду разговаривать в Австралии. Я, кстати, держатель акций «Коклия», то есть, на этом уровне у меня есть возможность говорить. И они внедрили… Кто-то здесь спокойно спит, разрешив вот эту технологию, наверное, сделав разрез в красную ленточку. И не задумываясь над тем, что и «Коклия» не потребовала реабилитации, и здесь это никому не нужно.

В. ДЫМАРСКИЙ: Акционеры останавливаются на стадии продажи вот этих имплантов…

Р. КАМЕНЕВ: Да. И все!

В. ДЫМАРСКИЙ: Я так понимаю, что ваша основная идея – это все-таки два этапа вместе, а не раздельно. Да?

Р. КАМЕНЕВ: Совершенно верно.

В. ДЫМАРСКИЙ: И первый этап увеличит количество людей, которым будут делать эти импланты. И вторая важнейшая вещь – чтобы на этом не останавливаться, чтобы продолжать реабилитацию через обучение речи.

Р. КАМЕНЕВ: Совершенно верно. Причем я не сравниваю масштабы России, но я могу привести примеры таких стран как Израиль, Южная Корея, Словакия та же самая, Польша, где все дети охвачены этой программой, где всем, кто нуждается, сделали имплант. Мы же здесь не говорим даже о тех, кто нуждается…

В. ДЫМАРСКИЙ: То есть, в производстве никаких ограничений нет, да? Сколько надо, столько производители этих имплантов вам и поставят?

Р. КАМЕНЕВ: Конечно!

В. ДЫМАРСКИЙ: Если Россия завтра скажет, что нам нужно всем 200 тысячам детей поставить, то 200 тысяч получить – это не проблема, как я понимаю?

Р. КАМЕНЕВ: Совершенно верно.

В. ДЫМАРСКИЙ: Проблема только заплатить?

Р. КАМЕНЕЫ: Да, но тут государство останавливается. И в той же Южной Корее, например, все охвачены. Достаточно большая страна, мы говорим о многомиллионном населении. И не самая богатая экономика мира. И у Словакии, я думаю, тоже не самая богата экономика мира. Но там все охвачены! В Германии все охвачены. Вот если взять ребенка, который проимплантирован, например, то он обходится за все про все – в 100 тысяч долларов. Вместе с реабилитацией, с наихудшими случаями и так далее. Если же говорить о глухонемом человеке, о его отстранении от общества, о том, чего бы он мог достигнуть – можно говорить, конечно, о миллионах. Я чисто экономически к этому подхожу, так как мы занимаемся бизнесом.

В. ДЫМАРСКИЙ: Спасибо, Роза, за эту беседу.

Р. КАМЕНЕВ: Спасибо вам!

В. ДЫМАРСКИЙ: Я думаю, что многие узнали нечто новое, потому что на эту тему не часто мы ведем беседы. А я нашей аудитории напомню , что вел программы Виталий Дымарский. А в гостях у меня была Роза Каменев, австралийская предпринимательница, занимающаяся благотворительной деятельностью в России.

http://echo.msk.ru