Общество глухих

Осиф Гейльман: «Своей жестикой я обязан маме и папе»

Вряд ли кто из глухих, серьезно интересующихся жестовым языком, не знает Иосифа Флориановича Гейльмана, много лет возглавлявшего Ленинградский восстановительный центр ВОГ (ныне МЦР) в Павловске под Санкт-Петербургом.

И.Ф.Гейльман – автор многих книг по жестовой речи, в том числе фундаментального «Словаря» в 4 томах (1975 г.), а также недавно переизданной книги «Знакомьтесь: ручная речь». Прекрасное владение жестовой речью было бы невозможно, не будь И.Ф.Гейльман сыном глухих родителей.
Редакция «ВЕС» попросила Иосифа Флориановича рассказать о своих родителях, которые в начале века были одними из активистов Петербургской организации глухонемых.

Мои родители потеряли слух в раннем детстве: матушка, Лиза – в 3 года после скарлатины, отец, Флориан – еще раньше (родовая травма). Подростками они поступили в специальные школы глухонемых: «Ма» – в Санкт-Петербургское училище, девятилетку (для благородных), где преподавали Закон Божий, русский язык, французский язык, чистописание, черчение, математику, естествознание, географию, историю, рисование, лепку, рукоделие, танцы, гимнастику, ручной труд…; а «Па» – в Загородное училище в СПБ, восьмилетку (для простых), где большее внимание уделялось техническим знаниям, ремеслам, - трудовой подготовке…

После школьного обучения Лиза занималась художественной фото-ретушью у знаменитого Булла, Флориан поступил в художественное училище Штиглица по классу рисунка. Весьма успешное их обучение были прерваны Первой мировой, затем революцией, Гражданской войной… Все же они нашли друг друга и в семье народилось трое мальчиков.

Отец пошел на завод «Сименс» (теперь «Электросила») чертежником, мама стала домохозяйкой.

… В 1917 году в Петрограде было решено создать Союз глухонемых. В 1922 году одним и из первых его членов стали Гейльманы.

С той поры наш семейный дом всегда был «теплым», и потому по выходным дням собиралось много гостей. Помнятся мне их неповторимые глаза и добрые улыбки: бородатого И.Дейбнера, организатора Петросовета глухонемых, рыжеватого Е.Журомского, преподавателя ликбеза, вальяжного (или импозантного) В.Резько, художника–анималиста из Академии наук, худощавого Л.Брянцева с трубкой во рту и огромным фотоаппаратом подмышкой, а также всегда запаздывавшего П.Демчева, председателя ЛенВОГ – он быстро снимал портупею с кобурой и револьером, просил маму тотчас убрать их подальше, «до ухода» (тогда руководители носили оружие при себе)… Мама уводила меня в спальню, но я как-то быстро оказывался у кого-нибудь из гостей на руках, с интересом воспринимал их мимику: будто видел рисунки, изображения, действия. В разговоре старательно отвечал губами, имитировал жесты. Тогда в свои права вступал отец: молча указывал на дверь детской. Как я тогда понимал, родители, очевидно, беспокоились за состояние моего слуха – речи, потому никогда при моем присутствии не разговаривали мимикой.

Однако я, если общался с папой, почему-то подносил кисть руки к своим губам и быстро «играл пальцами», а маме просто, непроизвольно, повторял ее жесты. Мне очень и очень нравилось «рисовать» предметы, изображать действия, смотреть и запоминать незнакомую жестику, вдруг видеть «говорящие руки» родителей.

…Увы, в пору их детства в школах глухонемых детей – после Европейского Конгресса (Милан, 1880 г.) – «мимический метод обучения» получил осуждение: наряду с языком жестов из учебных программ изымалась и дактилология («Мимика и устная речь друг друга исключают» Ф.Вернер). На первый план выдвигались техника произношения – чтение с губ. Так называемый «чистый устный метод» (сторонники естественного метода называли его ЧУМой). Вопреки сопротивлению учителей, в 1903 году на Съезде «деятелей по обучению, воспитанию и призрению глухонемых было принято решение: «Мимику, как способ объяснения глухонемых между собой, признать абсолютно вредной, потому она должна быть устранена из школ для глухонемых как можно раньше». «Вместе с водой выплеснули и ребенка»: дактилологию.

Впрочем, в Санкт-Петербурге школы глухонемых были демократичнее. Учащиеся, пользуясь устным методом обучения, все же могли общаться ручной речью, имея поддержку прогрессивных наставников, таких, как Н.Селезнев: «Мимика есть образовательное средство», Е.Борипольский: «…Мимика или жестикуляция необходимы при обучении глухонемых устной речи», Е.Журомский: «За мимикой идет так называемая дактилология», А.Радзиевский: «Устраняя мимику, мы препятствуем глухому жить свободно…»

Родители мои естественно и свободно владели этим двуязычием – как устной, так и жестовой речью. А мне просто выпала удача, что уже в самом раннем детстве я имел возможность наблюдать и импровизировать жестику.

Помню, что первый мой самостоятельный жестовый знак был связан с приходом гостей. Наша большая квартира имела два входа: парадный и «черный». Когда я слышал звонок в прихожей, то показывал кончиком указательного пальца от себя (будто нажимал на кнопку), когда же из кухни – кончик указательного пальца опускался вниз, сдвигая его в стороны (колокольчиком). Мама моим находкам, число которых быстро пополнялось, вначале удивлялась, после слегка поправляем (точно изображая предмет, действие), затем брала лист бумаги и делала рисунок жеста. Все это ей удавалось… Я и поныне помню ее умные умелые руки.

…Отец постоянно работал над чертежами (в стране был принят план ГОЭЛРО (электрификации), завод «Электросила» проектировал строительство гигантских электростанций). В гостиной раздвигался огромный дубовый стол, и отец, лежа на ватмане, кальках, вычерчивал паутинную начинку турбин.

Старший брат Олег занимался на вечернем рабфаке (где также была группа глухонемых студентов)
Мама посещала Дом просвещения глухих (театральную студию) три вечера в неделю, где играла ведущие роли.

Мне выпал счастливый билет: приняли в школу прямо во 2-ой класс (благодаря свободному чтению) и разрешили, чтобы не оставлять дома, вместе с мамой бывать в ДПГ. Именно там я встретил наставников и друзей. Впервые вошел в мир неслышащих людей, мне близких и любезных.

В самом деле, после дневных занятий да заданных уроков начиналась вечерняя работа – переводил дома, в семьях друзей, на собраниях, беседах, вечерах отдыха, в клубе, на стадионе и т.д. - узнавал новую лексику, самостоятельно пополняя фонд жестовых знаков. Затем, в отрочестве, переводил конференции и лекции (они учили точности и синхронности жеста), …Старания мои увенчались успехом – в 15 лет я был принят в члены ВОГ, в 17 – поступил в ГосУниверситет). И по-прежнему оставался в Ленинграде самым молодым воговским переводчиком.

Шел 41-ый год. Родители мои получили из Москвы письмо с просьбой отпустить меня на каникулы в Москву, поработать переводчиком (как ранее, в 1939 году на маршруте Москва-Горький-Москва), только уже не со взрослыми, а с учащимися – отличниками школ глухонемых.

Предложение было весьма заманчивым: пройти по великой русской реке – от Москвы до Каспия, посетить волжские города , картинные галереи, где собраны работы великих мастеров, познакомиться с подрастающим поколением воговцев, увидеть их мимику, собрать для курсовой работы местные диалекты жестика. Последний аргумент казался самым веским: после сдачи экзамена по языкознанию появилась у меня мечта – собрать местные жесты в систему «языка жестов глухих России» - для его изучения в школах глухонемых на уроках культуры речи… Расставание я помню недолгим.

…Поезд тронулся. Я махнул рукой… Родители на платформе казались все меньше. Это было 16 июня 1941г. Больше я их никогда не увидел…

Началась война. Отец отказался эвакуироваться на Урал. Остался охранять свое КБ. Каждый день уходил на работу пешком – из центра города на край. После смены – обратно… В декабре по заснеженному проспекту – уже с палочкой, как многие ленинградцы. В студеном январе 42-го года, несмотря на мамины уговоры, отец ушел… и не вернулся.

В мае, когда стало чуть полегче - теплее, из-за голода не стало мамы. Места захоронения родителей так и не найдены.

В блокаду Ленинграда от голода, бомбежек, артобстрелов погибло примерно миллион жителей и воинов. Большинство из них, безымянных, захоронены на мемориальном Пискаревском кладбище - памятнике защитников города-героя.
…Несмотря на уговоры П.А.Савельева, моего «крестного» отца, я отправился в военный Ленинград без пропуска, бездомным сиротой: с надеждой найти свой дом, продолжить занятия в Университете и устроиться на работу в ВОГ, разумеется, переводчиком, - в память о родителях и моих верных друзьях.

26 декабря 2001 г.

Напишите комментарий

  • Войти

Читайте также

© 1999-2023, Первый информационный сайт глухих, слабослышащих и всех в России.
Карта  Пользовательское соглашение
Срочная помощь